Цифровизация и закон: что действительно упростит процедуру банкротства

Дольше, дороже и запутанней – причины усложнения процедуры банкротства

«Защитники» существующей процедуры банкротства на вопрос кредиторов, почему цифровизация не экономит им время, отвечают – технологии сами по себе не существуют, они зависят от процедур.

«Мы не можем сказать, что взяли процедуру, которую делали в 2015 году, и просто в нее внедрили некий цифровой компонент. Законодательство параллельно развивается, усложняется и меняется. Например, оспаривание сделок: когда я участвовал в оспаривании в начале 2000-х, таких дел в суде были единицы – скорее исключительный случай, чем общее правило. Сегодня мы видим, что практически не существует дел, в которых не оспариваются сделки. Споры становятся более сложными: кроме первой апелляции, идут кассации, и суды много раз возвращаются», – отмечает руководитель проекта «Федресурс» Алексей Юхнин.

Специалист подчеркивает, что на удлинение процедуры косвенно повлияли последние нормативные изменения и судебная практика. Например, появилась новая практика, связанная с требованиями контролирующих или зависимых лиц. Результат – до Верховного суда России доходят требования, которые там «разворачивают» и передают на новое рассмотрение.

Алексей Юхнин и Евгений Акимов называют несколько причин, по которым цифровизация не ускоряет процесс банкротства:

• общее увеличения количества сделок, оспаривание и усложнение таких дел в суде, тем более с 2015 года, когда появились такие процедуры, как банкротство физических лиц;
• участившаяся практика привлечения управляющими к субсидиарной ответственности (дебиторской и других) контролирующих лиц, даже когда это не дает эффекта. Причина – для арбитражных управляющих мера несет меньше рисков, чем отказ от нее;
• небольшие требования к юридическим лицам, которые не оспариваются никем, рассматриваются по общему порядку (на заседании с приглашением сторон), и пока отсутствует упрощенный механизм (как это возможно в делах с банкротством физлиц);
• ряд процедур банкротства (торги, наблюдение, конкурс)  по регламенту занимают неоправданно много времени.

Запрос – механизм: как можно усовершенствовать процедуру банкротства

Упрощение процедуры волнует и одного из самых крупных российских кредиторов. Сбербанку, по словам Евгения Акимова, было бы проще, если бы кредиторы направляли требования в суд, а реестр формировался автоматически и размещался на открытом сервисе. Специалисты отмечают, что в какой-то момент в России процедура банкротства пошла по пути детальной регламентации каждого процесса. В то время как в интересах и должника, и кредитора банкротство должно проходить быстрее, в том числе из соображений экономики страны. Основной резерв времени, уверен Алексей Юхнин, – это сокращение непроизводительных процедур.

Во-первых, это месяц (как минимум), потраченный на проведение торгов. По статистике «Федресурса», 95% активов продаются на публичном предложении, и во всех этих случаях дни теряются зачастую из-за регламента процедуры (30 дней после объявление торгов надо выждать, чтобы убедиться, что никто не подал заявку) и слишком высоких цен на активы, установленных оценщиками, отмечает Алексей Юхнин.

«Мы на «публичке» получаем минус 65-70% к рынку. Что мешает кредиторам более вдумчиво подойти и сразу установить цену не на основе рынка, а с дисконтом 70%? С моей точки зрения, это простое решение для каждого кредитора», – объясняет специалист.

Представитель Сбербанка Евгений Акимов однако парировал, что кредиторы не готовы брать на себя ответственность и уменьшать цену, которая была дана профессионалом, оценщиком. Существует также тенденция, когда игроки на рынке банкротства традиционно ждут снижения, не покупая актив даже после вторых торгов.

Вторая процедура, на которой, по мнению специалистов, теряется время – наблюдение. Этап длится 7 месяцев, и все это время тратится на попытки предыдущего собственника управлять процессом, используя данные ему процедурой банкротства льготы. По статистке «Федресурса», порядка 40% компаний заходят в процедуру, не имея никаких активов, и около 60% компаний – не платит ничего в процессе своим кредиторам. Аналогично суды к ситуации подходили в 2015-16 годах, когда практически в 90% случаев при возбуждении дела о банкротстве граждан вводилась процедура реструктуризация долгов. Суды, как отмечает Алексей Юхнин, относились к этому как к обязательной процедуре, и только сейчас доля таких случаев сократилась — судьи восприняли доктрину flash start.  

«Наблюдение сегодня в его нынешнем виде – абсолютно непроизводительная процедура, пустая трата времени. Законодатель просто должен дать ответы на несколько вопросов: как назначить управляющего? и как определить те случаи, когда наблюдение нужно и есть вероятность уйти в конкурс и заключить мировую?», – объясняет Алексей Юхнин.

«Можно сначала вводить некую процедуру реструктуризации, а в ней уже решать, что дальше. Мне кажется, что неплохой механизм был предложен в проекте закона о реструктуризации, когда предполагалось дать кредиторам 4 месяца — пересмотреть план спасения компании. Если за эти четыре месяца ничего не происходило бы – тогда к торгам. Конкурс, по большому счету, тоже сохраняет предприятие, не всегда оно распродается по частям. Есть масса случаев, когда после продажи просто меняется название, организационно-правовая форма, а сам комплекс продолжает работать, и это тоже спасение бизнеса», – предлагает начальник управления принудительного взыскания и банкротства ПАО Сбербанк Евгений Акимов.

Третий момент – кредиторы с должником теряют время на этапе предоставления информации. Сейчас в законе прописано, что любой госорган, который располагает информацией о должнике, и любое юрлицо должны предоставить эти данные арбитражному управляющему. Управляющие, однако, эту информацию в электроном виде получить не могут, они не подключены к системе межведомственного электронного взаимодействия (СМЭВ). Доступ к системе, по мнению Евгения Акимова, мог бы значительно сократить процедуру.

«Здесь, правда, есть два нюанса. Первый – это ограничение нормативного порядка. Прежде чем получить доступ к СМЭВ, это должно быть нормативно описано. Вторая проблема – технологическая. Запрашивать и получать информацию из СМЭВ – не тривиальная технологическая задача, арбитражный управляющий-одиночка с ней не справится. Соответственно наряду с нормативным урегулированием должны существовать технологические сервисы. Думаю, что решение данной задачи могло бы привести к сокращению сроков процедуры», – считает Алексей Юхнин.

Среди перспективных механизмов цифровизации специалисты назвали также электронные собрания комитета кредиторов (в 90% случаев на них ничего не решается). Введение такого формата, впрочем, потребует изменить закон – совет по юрлицам онлайн пока проводить нельзя, а вот по физическим лицам эту инновацию ввести возможно уже сейчас. Евгений Акимов также отмечает, что публикация в электронном виде отчетов арбитражным управляющими или даже работа в системе мониторинга могли бы упростить жизнь всем участникам процесса.

Между рейтингом и стимулами: арбитражные управляющие заинтересованы в эффективности?

«Арбитражный управляющий не очень-то заинтересован правильно раскрывать информацию о своей деятельности», – делится наблюдениями Евгений Акимов. Один из характерных приемов – публикация описи, которую невозможно прочитать ни с экрана, ни после распечатки. Априори считается, что управляющий должен быть заинтересован быстрее и выгоднее завершить процесс, чтобы его работу все участники признали эффективной, на деле – не все так просто.

«Для управляющего выгодность измеряется двумя чашами весов: первое – рисками наказания, и второе – рисками материального поощрения. В последнее время мы видим, что положительный стимул (хорошо разместить, выгодно продать) становится минимальным: управляющим срезают вознаграждения, и в каких-то случаях при заключении мирового соглашения не признают, что это результат и их действий. С другой стороны, «наказательный» стимул работает достаточно тупо и прямолинейно: нарушил норму – получил наказание», – отмечает Алексей Юхнин.

По мнению Алексея Юхнина и Евгения Акимова, арбитражных управляющих можно мотивировать иначе: 

• контроль за наказанием со стороны сообщества управляющих – делать его более гибким, оценочным и соизмеримым с тяжестью нарушения;
• законодатель или регулирующие органы могут подумать о положительных моментах мотивации, чтобы арбитражному управляющему было интересно не нарушать, а работать честно.

Спорным инструментом в этой ситуации является рейтинговая система оценки качества работы арбитражных управляющих. Сейчас Сбербанк, по словам Евгения Акимова, развивает у себя рейтинговую программу с СРО (саморегулируемыми организациями), с которыми подписаны соглашения. Кредитор разделил все организации на две группы. В первую входят те, кто лучше себя проявил, они же получают в ближайшие полгода больше сделок. Последние два места проходят ротацию с лучшими из второй группы. Алексей Юхнин настроен не так оптимистично: он сомневается, что рынок готов к этому – должник, который потенциально готов повлиять на выбор управляющего через кредиторов, может специально выбирать управленца с низким рейтингом, чтобы закрыть свой фрод (от англ. fraud «мошенничество»).

Специалист видит три варианта развития этой идеи:

• выбор лучшего за временной период в качестве нематериальной мотивации;
• отсев 10% худших;
• градация управляющих.

Последний вариант, по его мнению, возможен только в СРО. Алексей Юхнин подчеркивает, что эту задачу может решить и цифровизация – накопление данных и их обработка. После этого кредитору остается только определиться, какие факторы ему важнее по конкретному делу, и в соответствии с этим выбрать наиболее подходящего арбитражного управляющего. Подход такого уровня потребует повысить требования к информации.

«Те данные, которые у нас есть сейчас, мы не можем назвать big data и выстраивать серьезные модели на их основе. Но, на мой взгляд, кредиторы заинтересованы, чтобы информация была в понятном и доступном виде, чтобы была выше степень ее достоверности и корректности. Это даст возможность и цифровизировать сервисы, и упростит те же торги, когда кредитор будет видеть и понимать, что тот или иной актив, как правило, продается с таким дисконтом», – отмечает Алексей Юхнин.